Я видел сегодня сороку. У неё белое тело, маленькое сравнительно с хвостом. И длинный чёрный хвост – росчерк. Это наш северный гиацинтовый ара. И трещать умеет.
Что же, каковы милости бога нашей земли, таков и наш попугай. Смахнул бог горелых углей на белый снег погоста – «вот ваши птицы». Другим землям не так: отсыпал брызгающих радугой драгоценных камней, золота – «вот ваши птицы».
ЗА ЧТО ТАК?
Первое наказание человека включало в себя лишение права задавать вопросы миру. Наука, которая никак не может поверить, что древнее наказание действует, всё пытается ответить, а выходит, что мир это «шарик, скачущий в казино». И все споры побледневших от съеденной книжной трухи это споры: «можно узнать, какой номер выпадет?». И они склоняют этот вопрос на все лады: «детерминизм», «вычислимость», «детерместичен, но невычислим». Но вопрос запрещено задавать по простой причине – некому его слышать. Ваш мир мёртв. Как впрочем и вы, до срока вам только кажется обратное. Потом в реке времени слабая искорка потонет «и снова ничего».
Что же, каковы милости бога нашей земли, таков и наш попугай. Смахнул бог горелых углей на белый снег погоста – «вот ваши птицы». Другим землям не так: отсыпал брызгающих радугой драгоценных камней, золота – «вот ваши птицы».
ЗА ЧТО ТАК?
Первое наказание человека включало в себя лишение права задавать вопросы миру. Наука, которая никак не может поверить, что древнее наказание действует, всё пытается ответить, а выходит, что мир это «шарик, скачущий в казино». И все споры побледневших от съеденной книжной трухи это споры: «можно узнать, какой номер выпадет?». И они склоняют этот вопрос на все лады: «детерминизм», «вычислимость», «детерместичен, но невычислим». Но вопрос запрещено задавать по простой причине – некому его слышать. Ваш мир мёртв. Как впрочем и вы, до срока вам только кажется обратное. Потом в реке времени слабая искорка потонет «и снова ничего».