Табаки кричал: «А мы пойдём на север!»
А русский песец – метафизический ужасный – сказал «Пойдём на Север!» -завёл на Север и бросил. Позёмка, снег, холодно. И все чего-то ждут. Побежали-бы – спаслись.
- «Бегите! Отчего не бежите? Хоть согреетесь.»
- «Нет, не велено. Проводника ждём.»
И всё ждут. И ждут. Ждут проводника по ледяной пустыне.
- «Нам без силы над нами ничего делать нельзя, над нами начальство должно быть. Точно, сейчас придёт».
Сила русского шакала в том, что его ждут. Ждут, «когда песец наступит».
Выщёлкивают зубами ледяное крошево: «Не предадим, не отступим. Дождёмся!»
Так и замерзают столбами, а между ними позёмка и ветер, ветер воет. «Ууууу». А может и песец? Но это уже некому разбирать, некому и раскрыть последнюю тайну песца – что ему надо сделать среди мёртвых на льдах. А может он и не придёт?
А русский песец – метафизический ужасный – сказал «Пойдём на Север!» -завёл на Север и бросил. Позёмка, снег, холодно. И все чего-то ждут. Побежали-бы – спаслись.
- «Бегите! Отчего не бежите? Хоть согреетесь.»
- «Нет, не велено. Проводника ждём.»
И всё ждут. И ждут. Ждут проводника по ледяной пустыне.
- «Нам без силы над нами ничего делать нельзя, над нами начальство должно быть. Точно, сейчас придёт».
Сила русского шакала в том, что его ждут. Ждут, «когда песец наступит».
Выщёлкивают зубами ледяное крошево: «Не предадим, не отступим. Дождёмся!»
Так и замерзают столбами, а между ними позёмка и ветер, ветер воет. «Ууууу». А может и песец? Но это уже некому разбирать, некому и раскрыть последнюю тайну песца – что ему надо сделать среди мёртвых на льдах. А может он и не придёт?